The meaning of a journey not a destination
.. вчерашних откровений)) ну.. простите великодушно. Мне показалось что может повеселить.. С утра))
Ок. тогда вдогонку. О том как развлекались некоторые..
На самом деле это еще один мой опус, написанный так же в пору кризиса, и так же слегка сейчас переработанный.
На вершине
Ты сидишь на своем кухонном диванчике, упитанная задница удобно проваливается в продавленную годами «ямку». Впиваешь зубы в огромную, лоснящуюся от сока котлету и сытая, ленивая, жирная нега разливается по телу. Ты — царь своего маленького мирка. Ты поглядываешь на экран телевизора, где идёт какое-то представление... Нет, слишком скучно, представим себе иное...
Ты не простой обыватель. Ты — римский император на пиру. Ты возлежишь на шёлковых подушках, а вокруг — дымятся яства, пенятся вина, извиваются в танце рабыни. Воздух густ от ароматов пищи, вина и дорогих масел. Ты погружен в эту сладкую трясину наслаждений, ты — её центр, её божество. Между танцовщиц то и дело пробегают шуты, подпрыгивая и кривляясь пытаясь вызвать усмешку своего императора.
Но вот бьют литавры. И является он. Не входит не вбегает, а является.
Ступая босыми пятками не на пол, усеянный лепестками роз, а по стали мечей, закрепленных лезвием вверх.
Холодный металл впивается в его пятки, разрезая кожу. Кровавые капли падают на мрамор, оставляя короткие, прерывистые следы. Каждый шаг — это пытка и гримаса боли на мгновение искажает его лицо. Но он не может отступить. Потому что пропасть — это не бездна под ногами. Пропасть — это твой равнодушный, скучающий взгляд. Пропасть — это презрительная усмешка твоих гостей. Пропасть — это осознание, что, сойдя, он признает: боль оказалась сильнее его.
Но зачем и к чему это самоистязание? Не для зрелища. Не для славы.
Он идёт, потому что только так, превозмогая боль, можно по-настоящему почувствовать хрупкость и ценность жизни. Его сила не в том, чтобы повелевать, а в том, чтобы вытерпеть, выдержать то, что другим кажется невозможно безумным. Он идёт по лезвию, потому что иначе не умеет. Потому что только здесь, на грани падения, он по-настоящему жив. И в этот миг, пока ты жуёшь свою котлету, а он продолжает свой мучительный путь, — все титулы мира меркнут. Он выше любого императора. На высоту стальных лезвий, обагрённых его кровью.
Ок. тогда вдогонку. О том как развлекались некоторые..
На самом деле это еще один мой опус, написанный так же в пору кризиса, и так же слегка сейчас переработанный.
На вершине
Ты сидишь на своем кухонном диванчике, упитанная задница удобно проваливается в продавленную годами «ямку». Впиваешь зубы в огромную, лоснящуюся от сока котлету и сытая, ленивая, жирная нега разливается по телу. Ты — царь своего маленького мирка. Ты поглядываешь на экран телевизора, где идёт какое-то представление... Нет, слишком скучно, представим себе иное...
Ты не простой обыватель. Ты — римский император на пиру. Ты возлежишь на шёлковых подушках, а вокруг — дымятся яства, пенятся вина, извиваются в танце рабыни. Воздух густ от ароматов пищи, вина и дорогих масел. Ты погружен в эту сладкую трясину наслаждений, ты — её центр, её божество. Между танцовщиц то и дело пробегают шуты, подпрыгивая и кривляясь пытаясь вызвать усмешку своего императора.
Но вот бьют литавры. И является он. Не входит не вбегает, а является.
Ступая босыми пятками не на пол, усеянный лепестками роз, а по стали мечей, закрепленных лезвием вверх.
Холодный металл впивается в его пятки, разрезая кожу. Кровавые капли падают на мрамор, оставляя короткие, прерывистые следы. Каждый шаг — это пытка и гримаса боли на мгновение искажает его лицо. Но он не может отступить. Потому что пропасть — это не бездна под ногами. Пропасть — это твой равнодушный, скучающий взгляд. Пропасть — это презрительная усмешка твоих гостей. Пропасть — это осознание, что, сойдя, он признает: боль оказалась сильнее его.
Но зачем и к чему это самоистязание? Не для зрелища. Не для славы.
Он идёт, потому что только так, превозмогая боль, можно по-настоящему почувствовать хрупкость и ценность жизни. Его сила не в том, чтобы повелевать, а в том, чтобы вытерпеть, выдержать то, что другим кажется невозможно безумным. Он идёт по лезвию, потому что иначе не умеет. Потому что только здесь, на грани падения, он по-настоящему жив. И в этот миг, пока ты жуёшь свою котлету, а он продолжает свой мучительный путь, — все титулы мира меркнут. Он выше любого императора. На высоту стальных лезвий, обагрённых его кровью.